ВещьДок

 

Аз есмь Царь. Царь вещей. Вещизм – моя религия, Край Вещей – мое царство.
Марки, монетки, значки, брошки – казна моя. С детства хранилась она в коробочках – жестяных, деревянных, картонных, в мешочках – шелковых, бархатных, льняных. А потом появился сундук, и в него переехали: фигурные мыльца, открытки, брелки, колечки, бусинки. Это было Великое переселение вещей, подданных моих, моих милых приятелей.

А теперь говорят, что это плохо, что лучше минимализм и ничего лишнего. Моя религия под запретом. Никто не хочет, чтоб его дразнили Плюшкиным. А куда мне деваться с моими вещами? Игрушки маленькие, деревянные, волчки, свистульки, колокольчики. Все сидят по домам – по шкатулочкам, баночкам – из-под чая, кофе, печенья. У нас в Царстве и валюта всегда своя была – конфетные фантики. Я конфетнофантичный миллионер – у менять есть конфетнофантичная мантия. 

Наклейки, вкладыши, вырезки, карточки, штучки, жучки, пыпочки, бордочки, луковки, прянички, тындочки. Куда вас теперь деть, друзья мои? Раздать? Так ведь вы вряд ли кому другому, кроме меня, нужны. Зарыть? Уничтожить? Не смогу предать вас.  Лучше я проведу перепись – заведу картотеку и составлю полный перечень населения Вещного Царствия моего. Я всех назову, всех превращу в слова, и вещи будут занимать меньше места, и так о них будет легче заботиться.

Свечки, скорлупки, камушки, книжки, в книжках – цветочки, листики. Фигурки – котов, зайцев, птиц, ангелов, щепочки, палочки, скрепочки, блокнотики, в них – словечки, строчки. Куколки – сшитые, склеенные, мягкие, в платьях, бумажные, на ниточках, на лесочках, на пальчики, с музыкой. Мои деточки. Особенно люблю тех, что сломаны, у кого носы откололись, глазки запали, щечки испачкались. Люблю вас, мои треснутые, покарябанные, истертые.

Вот серебряные монеты. Мне дала их бабушка. Она тогда уже почти ослепла. А я исцарапала иголкой одну монетку – хотела увидеть, в чем ее серебрянность, докопаться до самого серебряного дна. Испортила монетку, искала сокровище, а оно уже было у меня в руках. Глупым ребенком я была, правда? Я много чего такого делала-ломала. Выковыривала хлебные мякиши из корок, закатывала их в шарики и набивала ими рот. Я смешивала шампунь, соль, уксус, средство для мытья посуды и поливала этим цветы. Цветы росли густые и сочные, но это мне, злодейке, везло.

Кусочки кожаные, брусочки деревянные, вот веер, вот кораблик, вот маленькое деревце. Вот шерстяной шарфик, но это не шарфик: это сплетенная на старом веретене пряжа из шерсти, счесанной с нашего рыжего кота. Первого рыжего кота, сейчас уже второй. Сплела эту шерсть слепая бабушка, сплела на древнем веретене, на котором плела прежде ее мама. Бабушка сплела пряжу из шерсти рыжего длинношерстого кота. Он любил причесываться, у него было имя и характер, он был теплый и кусачий. Мы счесали с него целый пакет шерсти и отдали бабушке, хотя не верили, что она сможет сплести. И вот нет кота, нет бабушки, веретена нет, а рыжий шерстяной шарфик хранится в моем сундуке. Шарфик такого размера, что его могла бы носить кукла или кот.

Стеклышки, кошельки, карандашики, заколки, желуди, косточки, ленточки… Если б меня в жены брал Король Странного Бесполезного Мира, у меня было б славное приданое, я бы всех прочих цариц и королев обошла.  
 

Однажды вижу: лежит на полу в театре, в чужом кабинете, Король мой. Почему он здесь? Мой единственный любимый друг, Вещь из Вещей – Проигрыватель Пластинок по имени Сириус-318. Звучит, как имя планеты. Он и был для меня ею – планетой, пристанищем, уголком уюта в безумной вселенной взросления.

Лежит теперь на полу, валяется, пылится, не поет, умер. Он был со мной с самого раннего детства. Он водился со мной, когда я сидела дома одна, говорил: вперед, действуй! Иди, катай хлебные комочки, поливай растения химикатами – не сиди без дела. А потом будет тебе сказка в награду, я расскажу. Ах, вот откуда, эти голоса в голове…

И я припадала ухом к динамику, я ругалась с ним, когда заедала пластинка, трогала иголочку, снимала с нее пыль. Он был очень чувствительный, как и я, у него было три режима чувствительности, спрятанных в отдельной панели под крышечкой. Он дарил мне голоса из других миров, и чем я отплатила! Выколола его единственный глаз. Взяла карандаш и воткнула прямо в красную лампочку, чтоб заглянуть внутрь. Внутри никого не было, ни единого маленького человечка. Я была очень глупым ребенком, да? Решила, что там внутри и живут все эти волшебные миры, звуки которых долетают до меня. И так хотелось их не только слышать, но и видеть. Всегда я так, всегда мне мало того, что уже есть.

Никого у меня тогда не было такого же большого, доброго и мудрого. Только маленькая коричневая собака с косыми глазами-пуговицами, только жвачные вкладыши, вложенные в пакетик, да полсотни игрушек из киндеров. Да разве ж с ними поговоришь! А Проигрыватель говорил со мной. Он переносил ко мне откуда-то из других пространств Буратино и Маленького Принца, и они поселялись в моей комнате, и мы вместе с ними сбегали от Карабаса Барабаса и с планеты Пьяницы на планету Сириус-318.   

И вот он, Король мой и лучший друг, лежит на полу. Никто о нем теперь не заботится – он все проиграл. Я помню, что несколько лет назад Проигрыватель сломался. Что-то хрустнуло там, в его нутре, он перестал шипеть и крутить свой механизм, и никто не смог его починить. А в театр он попал, потому что должен был сыграть роль Патефона, да не прошел кастинг, бедняга. Отдать его в музей старых вещей – в дом престарелых? Не знаю, как поступить. Он подсказал бы, если б мог говорить. Я же была и остаюсь глупым ребенком.

Тлеют пластинки, рассыпаются. Только сотрешь пыль – заново ложится, и слой ее все толще.  

Аз есмь Царь, аз есмь устал. Оставьте меня, подданные. Я больше не могу думать о вас сегодня. Да и кончилось уже сегодня, теперь ночь – мне надо спать.